Записки охотника: Свидание
Краткое содержание рассказа
Березовая роща. Середина сентября. "С самого утра перепадал легкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сияньем; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая...".
Охотник безмятежно уснул, "угнездившись" под деревцем, "у которого сучья начинались низко над землей" и могли защитить от дождя, а когда проснулся, увидел шагах в двадцати от себя молодую крестьянскую девушку. Она сидела, "задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени". На ней была клетчатая юбка и "чистая белая рубаха, застегнутая у горла и кистей". Узкая алая повязка, надвинутая почти на самый лоб, "густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета"... "Вся её головка была очень мила; даже немного толстый и круглый нос её не портил. Мне особенно нравилось выражение её лица: так оно было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоумения перед собственной грустью".
Она кого-то ждала; встрепенулась, когда что-то хрустнуло в лесу, несколько мгновений прислушивалась, вздохнула. "Веки её покраснели, горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц, останавливаясь и лучисто сверкая на щеке".
Она долго ждала. Снова что-то зашумело и она встрепенулась. Послышались "решительные, проворные шаги". Ну вот, сейчас он придет, её кумир. Горы книг, тысячи песен об этом... И в 20-м веке та же беда:
"Зачем вы, девочки красивых любите,
Одни страдания от той любви!"
"Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, побледнела, смутилась и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней...
Это был, по всем признакам, избалованный камердинер молодого, богатого барина. Его одежда изобличала притязанье на вкус и щегольскую небрежность". "Коротенькое пальто бронзового цвета, вероятно с барского плеча", "розовый галстучек", "бархатный черный картуз с золотым галуном, надвинутый на самые брови. Лицо "свежее" и "нахальное". "Он, видимо, стремился придать своим грубоватым чертам выраженье презрительное и скучающее", щурил глазки и "ломался нестерпимо".
" - А что, - спросил он, присев рядом, но равнодушно глядя куда-то в сторону и зевая, - давно ты здесь?
- Давно-с, Виктор Александрыч, - проговорила она, наконец едва слышным голосом.
- А!.. я было совсем и позабыл. Притом, вишь, дождик! (Он опять зевнул). Дела пропасть: за всем не усмотришь, а тот ещё бранится. Мы завтра едем...
- Завтра? - произнесла девушка и устремила на него испуганный взор.
- Завтра... Ну, ну, ну, пожалуйста, - подхватил он поспешно и с досадой, пожалуйста, Акулина, не плачь. Ты знаешь, я этого терпеть не могу...
- Ну, не буду, не буду, - торопливо произнесла Акулина, с усилием глотая слезы".
(Его не волновало, предстоит ли им ещё увидеться).
" - Увидимся, увидимся. Не в будущем году - так после. Барин-то, кажется, в Петербург на службу поступать желает, ... а может быть, и за границу уедем.
- Вы меня забудете, Виктор Александрыч, - печально промолвила Акулина.
- Нет, отчего ж? Я тебя не забуду; только ты будь умна, не дурачься, слушайся отца... А я тебя не забуду - не-ет. (И он спокойно потянулся и опять зевнул).
- Не забывайте меня, Виктор Александрыч, - продолжала она умоляющим голосом. - Уж, кажется, я на что вас любила, все, кажется, для вас... Вы говорите, отца мне слушаться, Виктор Александрыч... Да как же мне отца-то слушаться...
- А что? (Он произнес это, лежа на спине и подложив руки под голову).
- Да как же, Виктор Александрыч, вы сами знаете...
- Ты, Акулина, девка неглупая, - заговорил он, наконец: - и потому вздору не говори... Я твоего же добра желаю... Конечно, ты не глупа, не совсем мужичка, так сказать; и твоя мать тоже не всегда мужичкой была. Все же ты без образованья, - стало быть, должна слушаться, когда тебе говорят.
- Да страшно, Виктор Александрыч.
- И-и, какой вздор, моя любезная: в чем нашла страх! Что это у тебя, - прибавил он, подвинувшись к ней: - цветы?
- Цветы, - уныло отвечала Акулина. - Это я полевой рябинки нарвала, - продолжала она, несколько оживившись: - это для телят хорошо. А это вот череда - против золотухи. Вот поглядите-ка какой чудесный цветик; такого чудного цветика я ещё отродясь не видала... А вот это я для вас, - прибавила она, доставая из-под желтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой: - хотите? Виктор лениво протянул руку, взял, небрежно понюхал цветы и начал вертеть в пальцах, с задумчивой важностью посматривая вверх. Акулина глядела на него... В её грустном взоре было столько нежной преданности, благоговейной покорности, любви. Она и боялась-то его, и не смела плакать, и прощалась с ним, и любовалась им в последний раз; а он лежал, развалясь, как султан, и с великодушным терпеньем и снисходительностью сносил её обожанье... Акулина была так хороша в это мгновенье: вся душа её доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась и ластилась к нему, а он... он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом, - стеклышко все вываливалось и падало ему в руку.
- Что это? - спросила, наконец, изумленная Акулина.
- Лорнет, - отвечал он с важностью.
- Для чего?
- А чтоб лучше видеть.
- Покажьте-ка.
Виктор поморщился, но дал ей стеклышко.
- Не разбей, смотри.
- Небось, не разобью. (Она робко поднесла его к глазу). Я ничего не вижу, - невинно проговорила она.
- Да ты глаз-то, глаз-то зажмурь, - возразил он голосом недовольного наставника. (Она зажмурила глаз, перед которым держала стеклышко). - Да не тот, не тот, глупая! Другой! - воскликнул Виктор и, не давши ей исправить свою ошибку, отнял у ней лорнет.
- Акулина покраснела, чуть-чуть засмеялась и отвернулась.
- Видно нам не годится, - промолвила она.
- Ещё бы!
Бедняжка помолчала и глубоко вздохнула.
- Ах, Виктор Александрыч, как это будет нам быть без вас! - сказала она вдруг.
Виктор вытер лорнет полой и положил его обратно в карман.
- Да, да, - заговорил он, наконец: - тебе сначала будет тяжело, точно. (Он снисходительно потрепал её по плечу; она тихонько достала с своего плеча его руку и робко её поцеловала). Ну, да, да, ты точно девка добрая, - продолжал он самодовольно улыбнувшись: - но что же делать? Ты сама посуди! Нам с барином нельзя же здесь остаться; теперь скоро зима, а в деревне зимой, - ты сама знаешь, - просто скверность. То ли дело в Петербурге! Там просто такие чудеса, каких ты, глупая, и во сне себе представить не можешь. Дома какие, улицы, а обчество, образованье - просто удивленье!.. (Акулина слушала его с пожирающим вниманьем, слегка раскрыв губы, как ребенок). Впрочем, - прибавил он, заворочавшись на земле: - к чему я тебе это все говорю? Ведь ты этого понять не можешь".
В душе крепостного крестьянина, "мужика", при всей его примитивности, дикости была подчас христианская незлобивость, смиренная простота. Лакей же, хотя бы чуточку соприкоснувшийся с барской роскошью, привилегиями, забавами, но в отличие от богатого барина всего этого лишенный; и вдобавок никогда не учившийся, ну хотя бы как его барин: "чему-нибудь и как-нибудь"; такой лакей зачастую развращался. Темный парень, повидав "обчество" и разные "чудеса", Петербургские или ещё и заморские, глядит свысока на прежних "братьев по классу" и ради собственной забавы никого не пощадит.
Но вернемся к Акулине и камердинеру.
" - Отчего же, Виктор Александрович? Я поняла; я все поняла.
- Вишь, какая!
Акулина потупилась.
- Прежде вы со мной не так говаривали, Виктор Александрыч, - проговорила она, не поднимая глаз.
Прежде?.. прежде! Вишь, ты!.. Прежде! - заметил он, как бы негодуя.
Они оба помолчали.
- Однако мне пора идти, - проговорил Виктор и уже оперся было на локоть...
- Подождите ещё немножко, - умоляющим голосом произнесла Акулина.
- Чего ждать? Ведь уж я простился с тобой.
- Подождите, - повторила Акулина... Её губы подергивало, бледные её щеки слабо заалелись...
- Виктор Александрыч, - заговорила она, наконец, прерывающимся голосом: - вам грешно... вам грешно, Виктор Александрыч...
- Что такое грешно? - спросил он, нахмурив брови...
- Грешно, Виктор Александрыч. Хоть бы доброе словечко мне сказали на прощанье; хоть бы словечко мне сказали, горемычной сиротинушке...
- Да что я тебе скажу?
- Я не знаю; вы это лучше знаете, Виктор Александрыч. Вот вы едете, и хоть бы словечко... Чем я заслужила?
- Какая ты странная! Что ж я могу!
- Хоть бы словечко.
- Ну, зарядила одно и то же, - промолвил он с досадой и встал.
- Не сердитесь, Виктор Александрыч, - поспешно прибавила она, едва сдерживая слезы.
- Я не сержусь, а только ты глупа... Чего ты хочешь? Ведь я на тебе жениться не могу? Ведь не могу? Ну, так чего же ты хочешь? Чего?..
- Я ничего... ничего не хочу, - отвечала она, заикаясь и едва осмеливаясь простирать к нему трепещущие руки: - а так хоть бы словечко на прощанье...
И слезы полились у нее ручьем.
- Ну, так и есть, пошла плакать, - хладнокровно промолвил Виктор, надвигая сзади картуз на глаза.
- Я ничего не хочу, - продолжала она, всхлипывая и закрыв лицо обеими руками: - но каково же мне теперь в семье, каково же мне? И что же со мной будет, что станется со мной, горемычной? За немилого выдадут сиротиночку... Бедная моя головушка!
- Припевай, припевай, - вполголоса пробормотал Виктор, переминаясь на месте.
- А он хоть бы словечко, хоть бы одно... Дескать, Акулина, дескать я...
Внезапные, надрывающие грудь рыданья не дали ей докончить речи - она повалилась лицом на траву и горько, горько заплакала... Все её тело судорожно волновалось... Долго сдержанное горе хлынуло, наконец, потоком. Виктор постоял над ней, постоял, пожал плечами, повернулся и ушел большими шагами.
Прошло несколько мгновений... Она притихла, подняла голову, вскочила, оглянулась и всплеснула руками; хотела было бежать за ним, но ноги у ней подкосились - она упала на колени"...
Автор "Записок" бросился было к ней, но едва его увидав, она "с слабым криком поднялась и исчезла за деревьями, оставив разбросанные цветы на земле.
Я постоял, поднял пучок васильков и вышел из рощи, в поле".
Всего лишена. Кроме юности, милой нетронутой прелести. Да и это принесла в жертву случайному проходимцу. А он тоже, в сущности, всего лишен, ещё и нравственно искалечен. Попугай, доверчиво глазеющий на "обчество", "образованье" и прочее.
А для нее он не только первая любовь, но, быть может, и олицетворение неведомых, далеких "чудес", "каких ты, глупая и во сне себе представить не можешь"; он - из мечты, прекрасной и недоступной.
Это не просто о неразделенной любви, это ещё и о социальной придавленности.
"До вечера оставалось не более получаса, а заря едва-едва зажигалась. Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья;... сквозь невеселую, хотя свежую улыбку увядающей природы, казалось, прокрадывался унылый страх недалекой зимы".
|