Не так давно почти вся поэзия "серебряного века" была под негласным, но от этого не менее унизительным и бессмысленным запретом. И стихотворения Владислава Ходасевича не были исключением.



Творения таких поэтов были доступны немногим, у кого находилось мужество достать перепечатанные на машинке, на желтоватой ворсистой бумаге, с неизбежными опечатками, стихотворения. Но даже в таком виде они оказывались ценнее многих шикарно изданных лже-писателей.



После краха коммунистической диктатуры выяснилось, что Россия – еще не совсем мертвое духовно пространство, и "самиздатовские" сборники Владислава Ходасевича сыграли в этом благотворную роль.



Печататься Ходасевич начал в 1905 г. в журналах символистов, но только третья книга – "Путем зерна" – принесла ему славу, выдвинул в число самых значительных мастеров своего времени. До этого он был таким, как многие, а после приобрел самоценное, не меркнущее во времени имя-знак, чуть-чуть экзотичный своим польским "акцентом": Владислав Ходасевич. Грязные лужи на улицах Москвы и послереволюционного Петрограда, хаос, который поглотил всю Россию осенью 1917 г., вызвали к жизни эту книгу. Но они же позволили поэту испить воды из чистых античных источников, гордясь через несколько лет тем, что он



Привил-таки классическую розу



К советскому дичку.



Живя в Доме искусств в Петрограде, поэт мучался размышлениями над тяготами жизни, его даже посещали грешные мысли о самоубийстве. Хорошо характеризует его состояние название книги его стихотворений – "Тяжелая лира".



Люблю людей, люблю природу,



Но не люблю ходить гулять,



И твердо знаю, что народу



Моих творений не понять.



Ходасевич – тот тип русского поэта, который в советские времена почти исчез, когда узкая специализация людей литературы свидетельствовала не столько о глубине постижения ими своей "специальности", сколько об общем бескультурье, ограничивающем творческие возможности. В творческом наследии даже самых талантливых поэтов тех времен нет ни серьезных литературно-критических работ, ни позы и драматургии, ни развернутых мемуаров, какие остались после дореволюционных поэтов.



Ходасевич же по мере сил старался работать и в этом направлении, мы можем ознакомиться с его критическими работами, касающимися произведений писателей разных лет.



Однажды он сказал: "Из всех явлений мира я люблю только стихи, из всех людей – только поэтов". И действительно, кроме этого он мало чем интересовался, но зато их знал основательно. Он писал как об известных мастерах – Пушкине, Лермонтове, Державине, так и об оставшихся незамеченными – так, известна его работа о поэтессе середины XIX в. графине Евдокии Петровне Ростопчиной.



После смерти Владислава Ходасевича его творчество было на десятилетия забыто, как на родине, так и в эмиграции, где некогда его встречали с восторгом.



В последние десятилетия творчество "литературного потомка Пушкина по тютчевской линии", как назвал когда-то его Набоков, справедливо вернулось к читателям. Стихотворения не только переиздавались, но и переосмысливались новыми литературными поколениями, уставшими от "наносной метафорической мути" (по выражению самого В. Ходасевича).



Входя ко мне, неси мечту,



Иль дьявольскую красоту,



Иль Бога, если сам ты Божий…



Тогда в его воле было определять, с чем именно приходят к нему, в мир его творчества гости-читатели.



Но сам он выходил и выходит на встречу с нами с мечтой и красотой, с Богом – немеркнущими и теплыми ценностями, так помогающими жить в неуютности космоса.