М.Е. Салтыков-Щедрин – писатель-гуманист. В своих произведениях он показывает трагедию жизни русского крестьянства, встает на защиту народных интересов, выражает протест против несправедливого общественного устройства, обличает произвол "хозяев жизни". В сатирических сказках наряду с темой бесправного положения труженика ставится проблема его рабской покорности.



Народ в сказках Салтыкова-Щедрина выступает под масками добрых и беззащитных зверей, но часто и без маски, под именем "мужик". В одной из ранних сказок Салтыков-Щедрин с любовью рисует образ великого труженика. В произведении "Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил" мужик трудолюбив, умен, силен. Это настоящий богатырь, "громаднейший мужичина". Чтобы усилить мысль о том, что русский народ – главный кормилец, Салтыков-Щедрин использует гиперболы и гротеск. Мужик действительно может все. Не только поймать и обработать живность, сшить одежду, сварить суп в пригоршне, построить корабль, но и покорить стихийные силы природы: он шутя переплывает "океан-море". Мужик у Салтыкова-Щедрина является первоосновой и источником жизни. Автор поэтизирует его ловкость, находчивость, смекалку: "из собственных волос сделал силок и поймал рябчика". Этот человек нигде не пропадет, он мастер на все руки. Он действует, поэтому показан в постоянном движении, труде: "Набрал сейчас мужичина дикой конопли, размочил в воде, поколотил, помял – и к вечеру веревка была готова". Мужик спас генералов от одичания, от неминуемой смерти. Без него не выжить никому.



Так и в сказке "Дикий помещик" Салтыков-Щедрин утверждает, что народ – созидатель и материальных, и духовных ценностей. С исчезновением мужика наступают голод и всяческие лишения, дворянин превращается в дикого зверя: "вцепится в свою добычу, разорвет… ногтями, да так со всеми внутренностями, даже со шкурой, и съест". Без мужика не только масло и мясо пропадают на базаре, но наступает и упадок культуры. Пословицы, поговорки – отражение мудрости и высокой духовности простого мужика.



Народ – истинная опора государства. Но он безропотно терпит притеснения. Когда же терпению приходит конец, мужики не восстают, а обращаются к "богу милостивому": "Господи! легче нам пропасть и с детьми малыми, нежели всю жизнь так маяться!" С горькой иронией сатирик говорит о крестьянской привычке повиновения. Так и в "Повести о том…" мужик позволяет генералам привязать его к дереву веревочкой, которую он сам же сплел. Сильный, здоровый мужик покорно сносит гнет, издевательства, беспрекословно подчиняется глупым и беспомощным генералам.



Это неразрешимое противоречие усиливается в других сказках, созданных в 80-ые годы. Символом крестьянской России, замученной каторжным трудом, стал образ Коняги из одноименной сказки. С огромной силой сочувствия описывает автор тягловую лошадь: "Коняга – обыкновенный мужичий живот, замученный, побитый, узкогрудый, с выпяченными ребрами и обожженными плечами, с разбитыми ногами". Образ страдающей "животины" сливается с образом доброго мужика, который "даром не калечит" своего помощника. Оба они страдают от напряженного труда: "Пройдут борозду из конца в конец – и оба дрожат: вот она, смерть, пришла! Обоим смерть – и Коняге и мужику; каждый день смерть". Работой исчерпывается весь смысл существования Коняги. Благодаря ему растет хлеб на необъятных полях России, но сам он не имеет права есть этот хлеб.



В аллегорической форме Салтыков-Щедрин показывает истоки зарождения социального неравенства. Когда-то у Коня было два сына – Коняга и Пустопляс. Только Пустопляс угождал отцу, а Коняга не умел. С тех пор Коняге достается только солома, а его брату – овес. Изнеженные барские лошади оправдывают свой паразитизм циничными словами: "Кто к какому делу приставлен, тот то дело и делает". Пустоплясы – сытые бездельники, а Коняга – голодный труженик. Автор показывает противоречие между физической силой народа, его способностью обработать "бездну полей" и его душевной слабостью, вековой забитостью, покорностью судьбе.



Размышления сатирика о народной жизни приобретают драматическую остроту и в сказке "Кисель". Кисель – это тоже аллегория. Это скорбный символ рабской податливости народа. Сначала ели кисель господа, "и сами наелись, и гостей употчевали", а потом уехали "на теплые воды гулять", кисель же свиньям подарили. "Засунула свинья рыло в кисель по самые уши и на весь скотный двор чавкотню подняла". Смысл иносказания очевиден: сначала господа доводили народ до разорения, а потом им на смену пришли прожорливые буржуа. Народ же покорно позволяет использовать его силы: "Кисель был до того размывчив и мягок, что никакого неудобства не чувствовал оттого, что его ели". Даже еще радовался: "Стало быть, я хорош, коли господа меня любят!"



Эта покорность народа чрезвычайно угнетает сатирика. Салтыков-Щедрин по своим убеждениям был демократом, социалистом. Он считал своим долгом способствовать пробуждению самосознания трудового народа. Поэтому он задает в "Коняге" горький риторический вопрос: "Кто освободит эту силу из плена? Кто вызовет ее на свет?"