Сказки Салтыкова-Щедрина — это длинная череда миниатюрных по объёму картин, в которых запечетлена жизнь русского общества. Постепенно вызревая в творчестве писателя из фантастических и образных элементов его сатиры, сказки выкристаллизовались как жанр, хронологически завершивший сатирическое творчество писателя.



Фольклорные заставки (использование формы прошедшего времени – "Жил-был"), а также использование множества пословиц и поговорок – усилили сказочность сатирических миниатюр Салтыкова-Щедрина.



В своих сказках писатель затрагивает множество проблем: социальных, политических и идеологических. В сказках представлена социальная анатомия общества в виде целой галереи зооморфных, сказочных образов.



Так, в сказке "Карась-идеалист" представлена система идей, которая отвечала мировоззрению самого Салтыкова-Щедрина. Это вера в идеал социального равенства и вера в гармонию, во всеобщее счастье. Но, напоминает писатель: "На то и щука, чтобы караси не дремали". Карась выступает в роли проповедника. Он красноречив и прекрасен в проповеди братской любви: "Знаешь ли ты, что такое добродетель? — Щука раскрыла рот от удивления, машинально потянула воду и... проглотила карася". Такова природа всех щук — жрать карасей. В этой крохотной трагедии Салтыков-Щедрин представил то, что характерно всякому обществу и всякой организации, что составляет природный и естественный закон их развития: есть сильные, кто ест, и есть слабые — кого едят. А общественный прогресс — это обычный процесс пожирания одних другими. Конечно, в демократических кругах подобный пессимизм художника вызвал споры и нарекания. Но прошло время — и салтыков-щедринская правота стала правотой исторической.



Но доставалось в сказках не только интеллигенции. Хорош и народ в своей рабской покорности. Страшные и нехорошие картинки нарисовал писатель в "Повести о том, как один мужик двух генералов накормил".



Вот портрет крестьянина. "Громадный мужичина", на все руки мастер. И яблок с дерева достал, и картофель из земли добыл, и силок приготовил для рябчиков из собственных волос, и огонь извлек, и провизии напек, и пуха лебяжьего набрал. И что же? Генералам по десятку яблок, а себе "одно, кислое". Сам и веревку свил, чтобы генералы держали его ночью на привязи. Да еще готов был "генералов порадовать за то, что они его, тунеядца, жаловали и мужицким его трудом не брезговали!" Сколько генералы ни ругают мужика за тунеядство, а мужик "все гребет и гребет, да кормит генералов селедками". Трудно представить себе более рельефное и отчетливое изображение нравственного состояния крестьян: пассивная рабская психология, невежество. Салтыков-Щедрин словно видит русский народ глазами Порфирия Петровича из "Преступления и наказания". Тот прямо называл мужика иностранцем, настолько недоступен был для него образ мыслей, поведение и мораль русского народа.



У Салтыкова-Щедрина подобное отношение к своему народу приобрело притчеобразную и доступную форму. Салтыков-Щедрин любуется силой и выносливостью мужика, которые для него так же естественны, как и его беспримерная покорность и полный идиотизм.



В этом контексте нехарактерна сказка "Медведь на воеводстве", где мужики все-таки теряют терпение и сажают медведя на рогатину. Однако Топтыгин 2-й в этой сказке не столько эксплуататор, сколько обычный грабитель, этакий Маныл Самылович Урус-Кугуш-Кильдибаев из "Истории одного города". А разбойников на Руси никогда не жаловали — отсюда и рогатина.



В своих сказках Салтыков-Щедрин полон сарказма. В них он никого не жалует. Достается всем: и правым и неправым, и пескарям премудрым, и русским либералам, и щуке, и самодержавию, и мужикам.



Вспомним моральный кодекс вяленой воблы: "Тише едешь, дальше будешь; маленькая рыбка лучше, чем большой таракан... Уши выше лба не растут" — вот что Салтыков-Щедрину противно особо, аккуратная серость. Против нее протест, язвительная сатира сказок. И все же выводы не утешительные, сказки Салтыкова-Щедрина актуальны и сейчас, а следовательно, общество наше стабильно: карасей глотают, генералов кормят, вобла проповедует, здравомыслящий заяц с лисой играет, — в общем, все по-прежнему: "И всякому зверю свое житье: льву — львиное, лисе — лисье, зайцу — заячье".



Салтыков-Щедрин, на мой взгляд, нашёл оптимальное совмещение сатирического содержания и сказочной формы. Сатира, лишь слегка прикрывающаяся сказочным вымыслом, одновременно и гротескно заострена благодаря фантастическим элементам, и вместе с тем горечь в ней отчасти смягчена сказочной безопасностью, "ненастоящестью".