Творческий облик М. И. Цветаевой необычайно многогранен: перед читателем предстает самобытный поэт и неожиданный прозаик, оригинальный драматург и тонкий мемуарист, исследователь литературы и глубокий, парадоксальный мыслитель. Поэтесса — яркая индивидуальность. Сама Цветаева писала: "Большим поэтом может быть всякий — большой поэт. Для большого поэта достаточно большого поэтического дара. Для великого самого большого дара — мало, нужен равноценный дар личности: ума, души, воли и устремление этого целого к определенной цели, то есть устроение этого целого".

В Цветаевой в полной мере отразились все перечисленные ею черты личности, определяющие большой дар: пытливый ум, постоянно осваивающий все новые высоты, страстное, "безмерное" сердце, отзывающееся на любое впечатление бытия, неутолимая потребность любить, жадный, никогда не угасавший интерес к жизни и людям, глубинное понимание исторических судеб России и мира.

У каждого настоящего, мыслящего поэта — Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока, Ахматовой — в творчестве обязательно отражаются его раздумья о назначении поэта и поэзии. Мысль Цветаевой также сосредоточена на постижении своей роли, своего места в литературе. По мере роста и созревания ее поэтического таланта растет и драматическое ощущение себя в мире, выраженное, например, в раннем стихотворении:



Захлебываясь от тоски,

Иду одна, без всякой мысли,

И опустились и повисли

Две тоненьких моих руки.



Еще в юные годы из отношения к Пушкину и его творчеству у нее выкристаллизовалась та система ценностей и миропонимания, которая так ярко проявилась в творчестве: "...я поделила мир на поэта — и всех, и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта: защищать — поэта — от всех, как бы эти все ни одевались и ни назывались".

В стихотворениях, посвященных этой теме, образ лирической героини будто растворяется, уходит из поэзии, и стихи обретают по-пушкински личностную, авторскую интонацию. Цветаева смело поэтически обыгрывает даже собственное имя — "Кто создан из камня, кто создан из глины...".

В исповедальном, вполне автобиографическом стихотворении "У первой бабки — четыре сына..." она именно о себе, причудливо совмещающей противоположности, восклицает:



Обеим бабкам я вышла внучка:

Чернорабочий и белоручка!



В этих строках — не просто осознание противоречивости своего характера, в них Цветаева как никто другой ощущает амбивалентность творчества — горения и черновой работы.

Цветаеву не прельщает только лишь земной путь "в поте пишущего" и "в поте пащущего", потому что труд поэта она рассматривает как служение, исполненное высочайшего смысла, озаренное божественным огнем:

Нам знакомо иное рвение:

Легкий огнь, над кудрями пляшущий, —

Дуновение — вдохновение!

Цветаева элегически замечает: "Стихи растут, как звезды и как розы!", но элегичность у поэтессы — редкий и обманчивый гость. Стихотворение "Знаю, умру на заре! На которой из двух..." завершается немыслимой у других поэтов строкой:



Я и в предсмертной икоте останусь поэтом.



В этих словах — сущность Цветаевой: она всю себя, до самых потаенных глубин отдала поэзии.

Марина Цветаева, безусловно, верила в свой талант, но понимала, что для достижения успеха талант необходимо умножить на упорный труд. Цикл "Стол" — ода поэтессы поэтической работе: "Мой письменный вьючный мул". Неистребимое прилежание Цветаева готова поставить себе в заслугу и не без гордости оглядывает созданное тяжелым трудом поэта, уподобленным труду землепашца:



Ты — стоя, в упор, я — спину

Согнувши — пиши! пиши! —

Которую десятину

Вспахали, версту — прошли,

Покрыли: письмом — красивей

Не сыщешь в державе всей!

Не меньше, чем пол-России

Покрыто рукою сей!



Цветаева взяла себе за правило, что "каждой строчки сегодня — последний срок", любила слово "ремесло" и считала труд лучшим учителем. Можно только догадываться, какой ценой достигнута та виртуозная легкость и монолитность стихотворений, которые поражают читателя.

В поэте Цветаевой всегда были дороги мужество преодоления, упорство труда, преданность своему ремеслу и призванию. Цветаева пишет: "Нет, надо писать стихи.

Нельзя дать ни жизни, ни эмиграции... этого торжества: заставить поэта обойтись без стихов... Вам (нам) дано в руки что-то, чего мы не вправе ни выронить, ни переложить в другие руки (которых — нет)..."

Песенное ремесло для поэтессы, по словам К. Павловой, — "святое ремесло". До самого конца не покидала Цветаеву убежденность в значимости поэтического слова. "Милый не вечен, но вечен — Мир. Не понапрасну служим", — писала она. Сознание этого "не понапрасну служим" поддерживало поэтессу в ту пору, когда приходилось отвоевывать "у жизни, как она есть" духовное пространство для творчества. Поэт, по Цветаевой, воплощает в себе черты Воина и Защитника, стоящего на страже подлинных ценностей. В поисках истины, за ее познание он платит своим сердцем, своей жизнью:



Дано мне отплытье

Марии Стюарт...



Цветаева была убеждена, что ее диалог с читателем не будет прерван. Она верила, что когда-то "в нужный срок" каждое ее слово отзовется в сердцах других. Как она и предвидела, настал ее час, наступил "свой черед" ее стихам:



На трудных тропах бытия

Мой спутник — молодость моя.

Бегут, как дети по бокам,

Ум с глупостью, в середке — сам.

А впереди — крылатый взмах:

Любовь на золотых крылах.

А этот шелест за спиной —

То поступь Вечности за мной.



Наследуя от художников минувших эпох ответственное отношение к слову, Цветаева и в своих читателях хочет видеть то же уважение и понимание высокой миссии слова. Она убеждена: не прихотью "изменчивой моды", не тщеславным желанием повторить, что "на устах у всех", должно диктоваться обращение к поэту. Только готовность к познанию, к нелегкой душевной работе обусловит ту настоящую творческую радость, которую ощутит вдумчивый читатель.

Живя в сложное время, Цветаева во главу своей жизни поставила труд поэта, невзирая на часто нищее существование, многие бытовые неурядицы и трагические события, буквально преследовавшие ее. Стихотворчество для Цветаевой — образ жизни, без него она просто не мыслила своего существования. Она писала много, в любом состоянии души. Поэтесса не раз признавалась, что стихи ее "сами пишутся", что они "растут, как звезды и как розы", "льются настоящим потоком".

Сравнение с потоком как нельзя более подходит к творчеству Цветаевой, потому что неудержимую магию ее стихотворений невозможно заковать ни в какие границы. Магией поэтессы ее устремления, порывы чувств и мыслей словно воплощаются в стихах, которые, отделяясь от ее творящего духа, обретают жизнь и свободу. Мы почти ощутимо видим и слышим, как они летят



По нагориям,

По восхолмиям,

Вместе с зорями,

С колокольнями...



Вчитываясь в стихотворения Цветаевой, начинаешь понимать, что она воспринимала поэзию как живое существо, как возлюбленного: она была с ней на равных и, следуя закону Любви, отдавала всю себя без остатка, и чем больше отдавала, тем больше получала взамен. Эта священная любовь к поэзии требовала от Цветаевой всегда оставаться самой собой, быть беспощадно честной в суде над своими мыслями и чувствами.

Тому, кто обладает поэтическим, пророческим голосом, "долг повелевает — петь". Поэтическое призвание для Цветаевой — "как плеть", а тех, кто не способен петь, она называет счастливцами и счастливицами. И в этом она абсолютно искренна, потому что каждый настоящий поэт в своих стихотворениях жертвенно проживает мучительные состояния, соблазны, искушения ради того, чтобы читатели учились жизни, опираясь на их духовный опыт.